Оборона Москвы, Сталинградская битва, прорыв блокады Ленинграда, Курская дуга, операция Багратион, взятие Берлина – роль этих событий в войне всем известна, но война не ограничивается этими масштабными сражениями и операциями. Жизнь складывается из мелочей, как говорил Шарль Бодлер, также и победа в войне складывается из маленьких успехов. Наша сегодняшняя статья, посвящённая 68-й годовщине победы в Великой Отечественной войне, расскажет вам о ветеране войны Анатолии Сергеевиче Молодцове, который не накрывал своим телом пулемёт, не бросался с гранатой под танк и не водружал знамя на Рейхстаг. Он просто нёс службу и был маленькой, но необходимой частью Победы.
Родился я в деревне Лигачёво 23 марта 1923 года. Начальную школу, 4 класса, окончил там же. До девятого класса учился в Сходне. В 10-м классе поступил в специальную военно-морскую школу, открывшуюся в 1940 году. В том же году дважды участвовал в параде на Красной площади. В 1941 году, когда началась война, Анатолия Сергеевича сразу приписали к военно-морскому флоту и отправили в училище в Севастополь. Учебное заведение скоро расформировали и всех курсантов в составе морских стрелковых бригад, в том числе Молодцова, попавшего в 77 бригаду, отправили на фронт.
По пути на войну
«Стрелковые бригады формировали в станице Тихорецкой. Я попал в миномётный батальон, и нас повезли на помощь к москвичам. А условия-то какие были! Нас разместили в «теплушке», в которых раньше возили скот. Восемь нар в два яруса с одной и с другой стороны. Я как рядовой попал к стенке, а в ней щели с палец, мороз, продувает, декабрь на дворе. Восемь человек, как в гроб покойники, укладываются, дышат, в центре печурка ещё стоит, а с улицы дует, снежок идёт. Так лежишь, да примерзаешь то боком, то спиной, и не оторвёшься; поворачивались по команде. Так и едем, ни умыться, ни помыться. Вши завелись. Мы в тельняшках, у них швы очень толстые, а в этих швах столько вшей! Вот встаёшь, тельняшечку выворачиваешь, швы по самому раскалённому месту проводишь и слушаешь, как они, словно дробь, лопаются.
Привезли нас 13 декабря в Лихоборы, а немцев уже в это время выбили из Солнечногорска. Через 2-3 дня дали команду грузиться в вагоны и повезли, а куда везут, мы не знаем. Приехали в Вологду. Разгрузили нас, повезли и в баню, и в сауну. Всю нашу одежду забрали, выдали новое белье, пропитанное каким-то составом непонятным, что ходили, задрав головы. Вонь такая была, что дышать только так можно было. Повезли нас дальше, а ночи всё длиннее и длиннее. Приезжаем, говорят: «Заполярный круг». Выгрузили в Мончегорске, выдали винтовки – и обратно в эшелоны. Везли, уже наступила полярная ночь, ничего совсем не видно. Вдруг эшелон останавливается, и отдают приказ выгружаться. Прямо в снег выпрыгиваем, оружие выгружаем, а вдалеке уже слышится грохот.
Сосны – это не только ценная древесина
Началась цинга. Старшины придумали такую штуку: в часы затишья нас посылали собирать с сосен иголки, потом приносили их в лагерь и собирали в бочку. Насыпали половину бочки иголок, а остальное заливали водой. Под бочкой разводили костёр, собирали камни, раскаляли их и бросали внутрь. В итоге доводили воду почти до кипения, потом вытаскивали камни, сцеживали жидкость и получившуюся настойку пили, причём в обязательном порядке. Пока не выпьешь, к еде не допускали. Этим, наверное, и спаслись. Правда, я потом из-за смолы мучился с зубами. Ничего, со временем привыкли. Зато никто не болел. Бывало, попытаешься что-нибудь подловить, чтобы в медсанчасти на мягких кроватях поваляться, а нет, не заболевали.
Коля
Особо крупных боёв у нас не было. Бывало, немцы пытались навести шорох, начинали обстрел. На их стороне стояла сопка, которую мы называли лысой, весь лес на ней свели в результате обстрелов. Наши на вооружении имели обычные батальонные и полковые миномёты, а у немцев были реактивные шестиствольные. Как увидят кого, обязательно обстреляют. Звук от выстрела похож был на кваканье лягушачье. Мина – такая мерзкая штука: если от артиллерийского снаряда все осколки вверх летят, то эта взрывается от малейшего соприкосновения и осколки во все стороны рассыпает. Если слышишь мину, то надо падать, желательно лицом вниз, а не то нос может оторвать. У меня приятель был – Коля Еремеев, мы из одного училища. Он тоже был командиром миномётного расчёта. Была уже весна, на солнышко вылезли – греемся. И вдруг начинается обстрел, Коля стал ругаться, мол, опять стреляют. И только промолвил, как мина где-то совсем недалеко разорвалась. Мы сидим, я разговариваю с ним, а гляжу, что-то он побледнел и клонится к земле. Я ему: «Коль! Коль!» – всего-то один залп был. Я выскочил и думаю, сейчас ещё стрельнут и всё. Подбежал к нему, а он уже опрокинулся, глаза закатил. Когда медсестричка подбежала, рубашку расстегнула, увидели его комсомольский билет, а в нём маленькая дырочка от крошечного осколка. Попал в сердце и моментально наш Коля умер.
Ничья земля
Там где мы стояли, был мороз 10-15 градусов. Воды настоящей ни у нас, ни у немцев не было, только снег растопленный. А где-то ближе к берегу проточная вода, небольшая лунка. В один прекрасный день смотрим, немцы на штыки белые портянки намотали и машут. Доложили командиру, он говорит: «Не стреляйте». Помахали, потом один вылезает, второй, за спиной у них мешки. У нас бидоны металлические, в которых пищу возили. Его и так не поднимешь, а когда в нём ещё и 40 литров похлёбки, надо лошадь, чтобы сдвинуть. А у немцев резиновые мешки, подошли они, наполнили их водой, помахали нам приветливо и ушли. Проходит два дня, кто-то из наших говорит, мол, а что мы снегом питаемся? Снарядили желающих, достали старую белую портянку, помахали. Наши добрались с тяжёлыми флягами, наполнили их, благополучно вернулись. И так раз пять мы менялись ролями. Но прибыл лейтенант из СМЕРШа, а его слово было закон даже для командира батальона. Когда немцы в очередной раз пошли за водой, он дал команду стрелять. Мы открыли огонь из всех миномётов, ружей, пулемётов. Только сделали первый залп – всех положили, человек пять немцев, наверное, было. А у них за это сопкой была железная дорога, и там стоял бронепоезд, а на нём башня из трёх крупнокалиберных орудий. Как начали они стрелять… Столько тогда побило наших незаслуженно. Конечно, после этого у нас больше никаких «дружеских поцелуев» с немцами не было.
9 мая 1945
Как ни секретно было, ночью на 9 мая нам сообщили, что война окончена и что утром Левитан будет читать приказ Верховного главнокомандующего. Не послушав никакого распорядка дня, мы все высыпали во двор. Ждём, ждём – всё тихо. Но вдруг зашевелились: «Вот! Война окончена!» У нас были винтовки, и такая стрельба на набережной поднялась. Все кричат: «Ура! Ура!». Утром к вокзалу стали подходить с фронта поезда, и люди облепили их, как мухи. Все радуются, поют. Но самое трагическое было, когда людям сообщали, что их родственники погибли. Слёзы и радость, всё перемешалось. Все плакали, кто от горя, кто от счастья. Даже у нас, молодых ребят, текли слёзы. Особенно жалко было тех, кто погиб в последние дни войны. Хотя война ещё не окончена, Суворов сказал: «Война закончена только тогда, когда похоронен последний её солдат».
Мария Галеева, Семён Коротких